Светлейшая галка

Любовный голод или ядовитая пища любви?
"Любовный голод или ядовитая пища любви? Мне достался любовный голод". Ему, олицетворявшему любовь с поэзией и только в ней видевшему истинное оправдание и творчества, и самой жизни…

А любовь не являлась, не произрастала в сердце. Он томился, он хотел, он звал и – никакого отклика. Это глухое молчание било не только по сердцу, но и по творчеству, ведь именно в любви, по Пришвину, "содержится стремление к бессмертию и вечности". А "кто больше думает о вечности, у того из-под рук выходят более прочные вещи".


Михаил Пришвин

"Любовь похожа на море, сверкающее цветами небесными. Счастлив, кто приходит на берег и, очарованный, согласует душу свою с величием всего моря".

4 февраля 1873 года, в имении Хрущево Орловской губернии в семье разорившегося купца Михаила Пришвина родился первенец. Роженица, Мария Ивановна, не возражала против того, чтобы мальчика назвали в честь мужа. Так и записали младенца – Михаилом Михайловичем.

Жизнь не баловала будущего писателя. Отец умер рано, сын очень по нему тосковал, и ему явно было не до учебы в гимназии. Но его душевное состояние никого не интересовало, его взяли и оставили на второй год за неуспеваемость. И только-только втянулся в учебу, как у гимназиста возник конфликт с любимым учителем географии – Василием Васильевичем Розановым. Возможно, юный Пришвин был слишком резок. Но ведь взрослый на то и взрослый, чтобы разъяснить подростку-максималисту ошибочность его поведения. Но будущий философ и публицист не стал идти на мировую, а напротив, добился того, чтобы парня с треском выгнали из гимназии.

Куда теперь идти дерзкому гимназисту? Он уехал из родного города в Тюмень, где поступил в обычное реальное училище. Потом маятник качнулся в другую сторону – из Сибири Михаил отправился в Прибалтику, где в Риге поступил в политехникум. Но в большом европейском городе Пришвин не успел даже как следует хорошо оглядеться, как был втянут в марксистский кружок. Правда, долго готовить «мировую революцию» студенту не дали, их накрыли во время «сходки» и обвинили в подрыве государственной власти.
Хорошо, что еще пожалели, ведь парень был из приличной семьи, и определили всего на год в одиночную камеру тюрьмы в городке недалеко от Риги. В те времена он назывался Митава, сейчас – Елгава.
А каково было в это время Марии Ивановне? Она, как никто другой, понимала, что тюремное заключение – это пятно на всю жизнь. И больше всего она переживала за то, что теперь на будущей карьере сына поставлен жирный крест.

После освобождения Михаилу ничего не оставалось, как возвращаться домой. Но его отпустили не просто так, а с «волчьим билетом»: учиться в любом российском университете Пришвин не имел права! И это очень огорчало добрейшую Марию Ивановну. Она принадлежала к старинному купеческому роду староверов Игнатьевых, так что не без помощи братьев по вере ей удалось добиться разрешения, уехать учиться сыну за границу. Пришвин выбрал Германию, поступив в Лейпцигский университет…

Само собой, на родине Маркса вольнодумства хватало, но Михаил был не из тех, кто наступает на одни и те же грабли. Он учился, что называется, без дураков, и в 1902 году окончил агрономическое отделение философского факультета. Странные люди, ей-Богу, эти немцы: зачем на подобном факультете агрономическое отделение? А может быть это и правильно – при работе на земле нужна своя философия…

Именно в Германии Михаил приобщился к поэзии Гете, музыке Вагнера, размышлениям Ницше. Причем настолько стал разбираться в нюансах немецкого языка, что говорил почти без акцента. А главное – много путешествовал по Европе. В Париже перед ним, как из-за угла, выскочила любовь и поразила его, как финский нож!
Кто была она, его избранница? Русская студентка Сорбонны Варечка Измалкова. Она была намного моложе 29-летнего Михаила, но такая пылкая и страстная, что им едва ли не с первой встречи показалось, что счастливее их никогда никого не было! Эти были испепеляющие чувства! Как они не сошли с ума, только им и известно! Они не могли проводить друг без друга ни секунды! И не шли по земле – парили в облаках неземной надежды!

Только вчитайтесь в те строки, которые написаны Пришвиным на языке любви.

«Любовь похожа на море, сверкающее цветами небесными. Счастлив, кто приходит на берег и, очарованный, согласует душу свою с величием всего моря. Тогда границы души бедного человека расширяются до бесконечности, и бедный человек понимает тогда, что и смерти нет… Не видно «того» берега в море, и вовсе нет берегов у любви».

«Сад цветет, и каждый нагружается в нем ароматом. Так и человек бывает как цветущий сад: любит все, и каждый в его любовь входит.
Никто не таится так, как вода, и только сердце человека иногда затаивается в глубине и оттуда вдруг осветится как заря на большой тихой воде. Затаивается сердце человека – и оттого свет».

«Женщина знает, что любить – это стоит всей жизни, и оттого боится и бежит. Не стоит догонять ее – так ее не возьмешь: новая женщина цену себе знает. Если же нужно взять ее, то докажи, что за тебя стоит отдать свою жизнь».

«Что это за чистота – белое полотно, снег или сахар? Полотно загрязнится, снег разбежится от солнца, сахар растает от воды. Что это за чистота, если, сохраняя ее, самому можно и стареть? Вот чистота, когда сам от нее молодеешь! Я знаю ее, но не смею сказать сам…»

Позже он сознавался: «В первой любви я как будто выпрыгнул из себя, я не знал, куда деваться с собою…»

Но было одно препятствие в их любви. Он стремился раствориться в ней весь без остатка, как духовно, так и физически. Она была не готова к такому решительному шагу и мягко отстранялась каждый раз, когда его шаловливые руки пытались пробраться через границу дозволенного. Именно этот решительный отпор приводил его в бешенство, он думал, что она просто играет с ним, как кошка с мышкой, но ее твердая целомудренность строилась на иных мотивах…
Возможно, он просто не дотерпел. Или она так и не смогла решиться на то, чтобы переступить через свои принципы. А может быть, он не успел ей доказать, что за него «стоит отдать свою жизнь». Но однажды их лучистый хрустальный сосуд любви выскользнул из рук и разбился вдребезги! Его колючие осколки вонзились в их сердца и до последнего предсмертного вздоха стали той льдинкой, которая когда-то впилась в сердце Кая, превратив его в бесчувственный предмет…
Можно посвятить всего себя без остатка той единственной и неповторимой, рядом с которой каждый раз просыпаешься по утру и благодаришь Всевышнего за то, что он одарил тебя такой любовью. Такое редко, но бывает! Но куда реже человек всю свою жизнь возносит хвалу за сохраненное чувство к той, с которой не суждено было просыпаться поутру!

Все, что потом происходило с Пришвиным в его очень нелегкой, исполненной невыразимыми страданиями жизни, было связано только с Варечкой. Он ходил по полям, пытаясь определить, когда и в какие сроки высевать рожь, но думал о Ней! Он забирался в самые разные уголки России, пытаясь убежать от себя, бродил по тайге и болотам, плыл по рекам и озерам, изучал повадки животных, но каждый вечер, когда глаза готовы были сомкнуться в сонной грезе – перед внутренним взором появлялась Она.

А может быть, это была болезнь?

«…Две недели поцелуев – и навеки… Так никогда любви в жизни у меня и не было, и вся любовь моя перешла в поэзию, всего меня обволокла поэзия и закрыла в уединении. Я почти ребенок, почти целомудренный. И сам этого не знал, удовлетворяясь разрядкой смертельной тоски или опьяняясь радостью…»



Да, он женился, на неграмотной, но доброй женщине, почти первой попавшейся, и супруга подарила ему радость отцовства, с сыном Петром он даже вместе путешествовал. Но все это не могло вытравить из сердца «две недели поцелуев – и навеки».

Он в течение полувека вел свои дневники. Это страшные свидетельства того кровавого переломного времени. Пришвин никогда и никому их не показывал, но однажды сознался: «За каждую строчку моего дневника – десять лет расстрела». И все равно постоянно писал. Дневники Михаила Михайловича – это совершенно особый пласт истории. Но это отдельная тема…

Cудьба сполна вознаградила писателя и философа за тот светлый образ, который он пронес через житейские бури. К Михаилу Михайловичу пришла та настоящая любовь, о которой он «вспоминал» всю жизнь. В более чем почтенном возрасте, когда Пришвину было уже 67 лет. Ее звали Валерия Дмитриевна, ее прислали помочь писателю разбираться в рукописях. В эту первую встречу он остался не совсем доволен и записал в дневнике: «Поповна!». Но…
Судьба им отмерила целых 14 лет взаимной любви!

«– Друг мой! В тебе единственном мое спасение, когда я в несчастье… Но когда я бываю счастлив в делах своих, то, радуясь, приношу тебе свою радость и любовь, и ты ответь – какая любовь дороже тебе: когда я в несчастье или когда я здоров, богат и славен, и прихожу к тебе как победитель?
– Конечно, – ответила она, – выше та любовь, когда ты победитель. А если ты в несчастье хватаешься за меня, чтобы спастись, так это же ты для себя любишь! Так будь же счастлив и приходи ко мне победителем: это лучше. Но я сама тебя люблю одинаково – и в горе и в радости».

Порой, особенно в молодости или житейской «осенью», нам кажется, что любовь где-то бродит бесцельно, забывая о нас. А ведь кто более нас достоин того, чтобы получить ее на блюдечке с голубой каемочкой? Но почему так происходит? На этот вопрос попробовал ответить и Пришвин.

«Сколько тысяч раз с утра и до ночи нужно чирикнуть свои позывные к самке, чтобы в ней пробудился жизненный ответ. Воробей начинает с первым теплым лучом, а самка ответит, хорошо если через месяц, с первой набухшей беременной почкой.
Нам почему-то кажется, если это птицы – то они много летают, если это лани или тигры, то непрерывно бегают, прыгают. На самом деле птицы больше сидят, чем летают, тигры очень ленивые, лани пасутся и только шевелят губами. Так и люди тоже. Мы думаем, что жизнь людей наполняется любовью, а когда спросим себя и других – кто сколько любил, и оказывается – вот так мало! Вот как мы тоже ленивы!»

Михаила Михайловича не стало 16 января 1954 года…